Марина, 33 - 19 декабря 2010 22:37

"Жизнь, из которой ушла любовь, становится в определенной степени условной и противоестественной. Ты сохраняешь человеческое обличье и повадки, но это внешнее; а сердце, как говорится, уже ни к чему не лежит.
Вниз по Наклуа роуд проносятся мотороллеры, поднимая облака пыли. Уже полдень. Проститутки из отдаленных кварталов стягиваются к барам в центре города. Вряд ли я сегодня выйду из дома. Или, может, под вечер – съесть супу в лавчонке на углу.
Когда ты отказался от жизни, последние контакты, которые еще сохраняются, – это с лавочниками. В моем случае они ограничиваются несколькими английскими словами. Я не говорю по-тайски, отчего вокруг меня само собой образуется тоскливое безвоздушное пространство. Возможно, я никогда по настоящему не пойму Азию; но это и не важно. В мире можно жить и не понимая его, надо только приспособиться получать пищу, ласки и любовь. В Паттайе пища и ласки стоят дешево по европейским и даже азиатским меркам. Что касается любви, мне трудно об этом говорить. Я твердо знаю: Валери была счастливым исключением. Она принадлежала к тем людям, которые способны посвятить жизнь счастью другого, сделать это своей целью. Для меня это загадочный феномен. В нем секрет счастья, простоты, радости; но я до сих пор не понял, как и почему такое может происходить. А если я не понял любовь, что толку стараться понять остальное?
Я до конца своих дней останусь сыном Европы, порождением тревоги и стыда; я не смогу сказать ничего обнадеживающего. К Западу я не испытываю ненависти, только огромное презрение. Я знаю одно: такие, как мы есть, мы смердим, ибо насквозь пропитаны эгоизмом, мазохизмом и смертью. Мы создали систему, в которой жить стало невозможно; и хуже того, мы продолжаем распространять ее на остальной мир.
Наступает вечер, над дверьми пивных баров зажигаются разноцветные гирлянды. Пожилые немцы садятся за столики, кладут толстую лапу на ляжку спутницы. Тревога и стыд знакомы им лучше, чем другим народам, потому им так необходимы эти нежные тела и мягкая освежающая кожа. Лучше, чем другим народам, им знакома жажда самоуничтожения.
В их среде редко встретишь сытый вульгарный прагматизм англоамериканских туристов и привычку постоянно сопоставлять услугу и цену. Они редко занимаются гимнастикой, не стремятся поддержать тело в хорошей форме. Обычно они много едят, пьют много пива, жиреют; большинство из них скоро умрет. Многие из них приветливы, любят шутить, угощать, рассказывать анекдоты; общение с ними успокаивает и навевает грусть.
Я понял смерть; не думаю, что она причинит мне страдания. Я познал ненависть, презрение, уныние и многое другое; я даже познал короткие мгновения любви. От меня не останется ничего, я и не заслуживаю того, чтоб от меня что то осталось; я прожил заурядную во всех отношениях жизнь.
Почему-то я воображаю, что умру посреди ночи, и все таки немного волнуюсь при мысли о боли, сопровождающей отделение души от тела. Мне трудно представить себе, чтобы жизнь прекратилась совсем безболезненно и незаметно; я знаю, я неправ, но мне трудно убедить себя в обратном.
Несколько дней спустя меня обнаружат аборигены; полагаю, довольно скоро; в здешних широтах трупы начинают быстро смердеть. Они не будут знать, что со мной делать; возможно, обратятся во французское посольство. Я не нищий, не бродяга, разобраться будет просто. На моем счету останется немало денег; не знаю, кому они достанутся, наверное, государству или, может, каким нибудь дальним родственникам.
В отличие от других азиатских народов, тайцы не верят в привидения и мало заботятся об участи покойников; чаще всего хоронят их в общей могиле. Поскольку я не оставлю специальных указаний, так же поступят и со мной. Выпишут свидетельство о смерти и далеко отсюда, во Франции, поставят галочку в книге актов гражданского состояния. Кое кто из бродячих торговцев, привыкших встречать меня на улице, покачает головой. Квартиру мою сдадут другому иностранцу. И меня забудут. Очень быстро".

Мишель Уэльбэк "Платформа"

• 
• 
•